Я еще обдумаю проблему, промелькнувшую днем в сознании: раньше я гордилась тем, что являюсь только самой собой, но теперь невозможность достичь желаемого идела, то есть стать собой-другой, под стать кому-то...
Я еще обдумаю проблему, промелькнувшую днем в сознании: раньше я гордилась тем, что являюсь только самой собой, но теперь невозможность достичь желаемого идела, то есть стать собой-другой, под стать кому-то...
Вчера ездили на залив. Это своего рода традиция - каждую весну, пока еще не стало слишком тепло и слишком живо на побережье, наведываться к нашему петербургскому морю. Только в это время и имеет смысл встречаться с ним. Придешь раньше и наткнешься на ледяное безразличие. Упустишь момент, опоздаешь - декорации уже разобраны, и вместо северного великана перед тобой гниющая на солнце медуза. Тут нужно угадать с точностью до дня. И тогда можно поймать сдержанное, минималистичное, нордически-суровое очарование этих мест.
Не знаю, каким законом заведено, чтобы у каждого мало-мальски отвлеченного от быта человека появлялась тяга к определенному краю. Кто-то любит горы, кто-то - солнечность соснового бора, а кто-то - море. Своего рода фетиш. Ривареса тянет к морям в силу многих обстоятельств, разъяснение которых займет бездну времени, будет многословным и бестолковым. И я думала о том, что вдруг прониклась его страстью, как бывает у детей: они вечно подражают старшим товарищам в их вкусах и пристрастиях. Нет... Наши моря слишком разнятся, чтобы вытекать друг из друга. Его - бурные, тропические, яркие, с непременными приключениями. Мои - северные, неприветливые, дремлющие звери, с медлительным движением разжиженной стали. Перед их мощью преклоняется даже самый могущественный колдун-певец, повелитель заснеженных земель. А его волны - это мирная колыбель цветистой, душной, опьяняюще-ароматной Нианги.
Просто у Артура я научилась чуть глубже оценивать Красоту.
Я влюблена в ослепляющую иллюзию небытия горизонта - то ли море залило небеса, то ли они спустились к земле и растеклись там, где должна плескаться вода. Кто-то сомневается в существовании бесконечности? Она - в этом смешении стихий. И в отдаленных криках чаек. И в плеске волн о камни. Созвучие, в котором слышится обещание вечности.
Но чтобы встреча удалась, нужно свято соблюдать заповедь: приходить или с очень близким человеком, с которым у вас одна душа на двоих и вам не нужно говорить, чтобы быть понятыми, или в одиночку.





Я проверила - законы справедливы:
Чувства укрепляются в разлуке;
Был ли просто другом - стал любимым,
А случайная знакомая - подругой.
Убывают дни. Все больше писем
Для тебя. Не бойся, не отправлю!
Я рожденные бессонной ночью мысли
На счастливый день свидания оставлю!
Наша встреча - кадры строй киноленты,
Сцена на перроне крупным планом:
Губы, радостью изломанные, немы;
Сердце оглушает ритмом рваным.
Избегаем слов, бесцветных и бессильных.
Слово - звук пустой, не стоит ничего.
Тайнопись лукавых взглядов и улыбок -
Нашей дружбы совершенное арго.
Есть неизбежность...
Наша любовь —
Это наша вина.
Не находящая выхода нежность
На вымирание обречена.
Выхода нет.
Есть безнадежность
И бесконечность разомкнутых рук.
Мне подарил твою нежность художник,
Чтобы спасти меня в годы разлук.
Видимо, ты опоздала родиться.
Или же я в ожиданье устал.
Мы — словно две одинокие птицы —
Встретились в небе,
Отбившись от стай.
Выхода нет.
Ты страдаешь и любишь.
Выхода нет.
Не могу не любить.
Я и живу-то еще
Потому лишь,
Чтобы уходом тебя не убить.
Монолог Врубеля
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, -
Не поверю в эту ложь,
Как весною в белый иней.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, -
О тебе напомнит дождь,
Летний дождь и сумрак синий.
Потому что под дождем
Мы, счастливые, ходили.
И гремел над нами гром,
Лужи ноги холодили.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, -
Прокляну тебя... И все ж
Ты останешься богиней.
Ты останешься во мне,
Как икона в божьем храме.
Словно фреска на стене,
Будто розы алой пламя.
И пока я не умру,
Буду я тебе молиться.
По ночам и поутру,
Чтоб хоть раз тебе присниться.
Чтоб проснулась ты в слезах.
И, как прежде, улыбнулась...
Но не будет знать мой прах,
Что любимая вернулась.
Доступ к записи ограничен
Мои дороги, ставшие привычными... то есть, к тому, что путь дарит, привыкнуть нельзя - можно к самому факту наличия дороги, как символа, ставшего с некоторых пор слишком часто встречающимся.
Я поняла, чем хотела бы заниматься по жизни: путешествовать и писать путевые заметки. Первое - для себя. Впитывать чувства, впечатления, те самые, улавливаемые каким-то шестым, надсознательным, анализатором. Я много раз писала об этом... Второе - для людей. Или тоже для себя? Ставлю этот вопрос, потому что не отличаюсь альтруизмом и редко-редко испытываю насущную потребность сделать что-нибудь хорошее для ближнего своего. Обычно так происходит, когда напоминаешь себе: «Ау, о людях подумай! О себе - довольно...» Так вот, путевые заметки. С одной стороны, это попытка поделиться с людьми атмосферой, бескорыстное желание подарить магию и очарование момента Дороги. Стремление разделить радость, ибо она велика для меня одной. Правда, все благие намерения, чтобы кто-то там смог пережить всю эту Красоту, вмиг улетучивается, когда слышишь: «Да, здорово...» Тут ты понимаешь, что твои излияния не воспринимаются, как ожидаешь - всей душой, до дрожи, до того, чтобы в окружающей мире начать видеть чужие пейзажи. Вот она, вторая, эгоистическая сторона. Ты пишешь, потому что в руке остается память. Ну или потешить самолюбие - мы и там, мол, побывали.
Пойду по нарастающей.
Вчера своими глазами видела Серую Жемчужину. То есть это был самый обыкновенный отель, построенный в виде небольшого замка. Но серовато-белый, со сложной архитектурой выступов, с башенкой. И так он смотрелся в подсветке в ночной тьме, посреди снега, на краю обрыва, поросшего елями, что не мог в нем жить кто-либо, кроме Артура Берга.
А еще вернулось мое чувство весны. То, что люблю больше всего на свете. Попытаюсь сделать набросок чистыми тонами. Яркое солнце, чистейшее небо, очень высокое и какое-то тонкое. Еще есть снег, но уже капель повсюду. Капли, струйки искрятся чище кристаллов Сваровски. И холодный, влажный, свежий ветер, несущий аромат талого снега, что-то морское - как обещание счастья.
Потом - мокрый асфальт, в котором отражается синее небо, несется сотнями километров под колеса. Потоки дождя в лобовое стекло. Солнце и сосны. Лоскут синей тучи, растянувшейся в полнеба, словно затягивается в воронку у горизонта. И там, за краем и за сизо-синим покрывалом - все то же зловеще-желтое, невероятное по силе, будто последнее, солнце.
Почему я оказалась там? Просто Риварес - на самом деле страшнейший провокатор, он так расписал необыкновенное очарование вновь поставленного спектакля, что я возгорелась желанием посмотреть - ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ ТАКОГО, раз восхищен столь тонкий ценитель...
Прежде всего: я не считаю и никогда не считала, что Виктюк - неприличен. В высшей степени нелепо называть искусство, тем более театральное, неприличным. Разумеется, ханжи были и будут. Но от их возмущенных воплей прекрасное не станет ужасным. Надо лишь приложить небольшое усилие, постараться и увидеть в новом, необычном - Красоту, Мысль, Эмоцию - вполне нормальные понятия, не выходящие за пределы общечеловеческой морали. Уверяю, оно того стоит! Любая работа над собой, направленная на расширение собственных взглядов, всегда оправдывается. Только надо честно и бескомпромиссно, не отступая и не жалея себя...
Сам Жан Жене считал, что в "Служанках" должны играть мужчины. И с этим сложно поспорить, посмотрев спектакль. Женщина... в ней нет этой дикости, этой безумной, оглушающей силы, нет... надрыва, что ли? Ну не сможет женщина вот так взорвать зал тишиной, криком крича: "Мадам прекрасна, Мадам нежна!!!" - чтобы зал замер, боясь выдохнуть, боясь жить в эти секунды, боясь помешать безумству момента.
Простая, казалось бы, история ненависти двух сестер-служанок к своей взбалмошной госпоже, немного юродивой, беззаветно и наивно любящей своего оклеветанного Месье - не такая уж сенсация. Но у Виктюка эта история подана в сюрреалистическом антураже, где смешались мотивы французских шансоньеток, балетная пластика, элементы театра Кабуки, каноны древнегреческих трагедий, мидийские костюмы, фантастический грим, европейский психологизм и некоторая абсурдность монологов - и в результате мы получаем неописуемую фантасмагорию, замешанную на сильнейших человеческих чувствах. Даже нельзя сказать, что содержится в квинтэссенции: страсть, ненависть, любовь, безумие - это просто очищенная ЭМОЦИЯ, первородный элемент, самая суть духа.
То, как мастерски перевоплощаются служанки в свою госпожу, как точно копируют ее манеру речи, жесты, слова - лишнее доказательство тому, что они - только кривые отражения, пародии, тени, не способные существовать сами по себе, сколь бы они не тщились обрести свободу. И кроваво-алое платье-мантия - символ не свободной воли, а грядущей гибели. Черно-алая гамма Клер и Соланж - это их страх и желание крови, их зависть и раболепство. Черно-белая гамма Мадам и Месье - стремление к любви, к непорочной идее Любви - ибо как может быть нечиста Идея?
Но довольно метафизики. лучше один раз увидеть, чем сто раз прочесть, не так ли?
галерея №1
галерея №2
Оля,однокурсница [прикладывает учебники к животу, как будто пояс смертника]:
-Я взорву это здание своими знаниями!!
Женя:
-Разве что немного повредишь...
Профессор Горюнов на лекции по философии:
-У первобытного человека было мифологическое сознание. Прежде чем пойти на охоту, надо было попеть, поплясать, опять же, грибов поесть.
Письма Оскара Уайльда на моем столе вызывают нездоровый интерес родичей. "Ага, - говорят они, вертя книгу в руках, - он же вроде был того..." И очень выразительно при этом на меня смотрят. Дорогие, прошу понять: я их читаю не из-за слюнявых признаний в любви к Бози, а потому, что это - шедевр эпистолярного жанра. Каждый, знаете ли, видит и понимает в меру свое испорченности. При желании паскудную подоплеку можно найти где угодно.
Гуляю последний день - и снова в бой. Но теперь, конечно же, будет легче, потому что скоро весна, свет, первые грозы и сирень. Сирень! И даже если она сведет меня с ума раньше, чем я успею сделать что-то дейсвительно нужное для этого мира, я не буду в претензии. Ей - можно!
Меня пугают связи, закручивающиеся вокруг моей персоны, но... НО! Ведь я дала себе обещание-клятву: не отступать. Смело шаг вперед, и еще, и еще один - а потом разбежаться и взлететь. На взлете ведь не бьют... Приучаем себя к мужеству. Нелегко, да. А жизнь вообще штука нелегкая, и никто мне не говорил, что можно просто так, без усилий, коптить это глубокое небо.
Доступ к записи ограничен
Все мы с приветом, но меру знать надо.
Влюбленность - это легкая форма шизофрении.
Юридически безграмотный человек - просто дурак.
Людей нужно любить. Не до смерти, конечно.
Назовите мне, где и кому хватает денег.
Форма наказания - повешенье на местном баобабе.
Я помню, когда Екатерина II попыталась привнести в Россию европейские порядки... (сразу представляется голос Радзинского)
© А.В.Фомичев
Эти два перла легли мне на душу, поскольку в то время я была без ума от одного товарища ниже названной профессии.
Кто не революционер - тот труп. Живой.
Революционеры гибнут за счастье человечества вообще.
© А.В.Фомичев
Доступ к записи ограничен
Индиго — ищущий
Индиго, как правило, не следуют правилам и требованиям общества. Оперируют истиной и духовностью, легко проглядывающейся сквозь фальшивые идеалы и политические амбиции. Посему часто бывают отвергнуты обществом. Они приспособились жить в обществе, но в пределах собственной защищенной территории.