тихое ликование переполняет меня: выхожу с работы без четверти семь - а на улице все еще светло. Теперь с утра бы развиднело, и я была бы счастлива. Рабочая неделя - как один длинный темный день, с передышкой на выходные, которые пролетают со скоростью кометы. Невозможно...
Меня пугает, когда я становлюсь нужной. Это предвестие моральной несвободы выбора.
О земном: посмотрела вчера "Анну Каренину". Как костюмированный исторический фильм о жизни высшего якобы русского света - неплохо; наверное, первая западная лента о России, от которой меня не передернуло. Как экранизация романа - не знаю... Да, сюжет сохранен, но внутренняя атмосфера книги, по-толстовски плотная, домостроевски-добротная, увы-увы, не удалась. Ей, впрочем, нашлась достойная для выбранного жанра полудрамы-полуфарса замена - круговерть театральных подмостков, таинственное закулисье, условность пространства. Да, поместить действие на абстрактную сцену ( ибо как сказал классик "весь мир - театр", и что есть социальное пространство именуемое светом, как не арена, на которой разворачиваются самые разнообразные представления?) - находка интересная и необычная. И внезапно оказался симпатичен Каренин в исполнении наконец-то не-красавчика и не-донжуана Джуда Лоу. Вот прямо смотришь на это черствое, на все пуговицы застегнутое,боящееся эмоций недоразумение - и его становится жаль, потому что он любил - любил, как умел, без огня, рассудочно и занудно, но крепко - до всепрощения крепко. Порадовала и Кира Найтли, нашедшая в себе силы переломить модель поведения "я крутая баба с шашкой наголо и щас всех порубаю" и сменить соответствующее выражение лица на что-то... да просто сменить. Ее мимика впечатляюще обогатилась по сравнению, скажем, с образом Элизабет Суонн. И как она хороша в богатом обрамлении мехов-кружев-атласов-кринолинов-шляпок-вуалей! Как летят эти пышные, тяжко-невесомые покровы... Еще из особо запомнившегося: вальс с Вронским. Хореографу, придумавшему столь сложный и оригинальный рисунок танца - мое восхищение. В змеящихся, текучих переплетениях рук чувственности и желания было едва ли не больше, чем в сцене любви.
