К 17-му году, к Гражданской войне у меня иррационально-болезненное отношение, не основанное ни на каких логических доводах. Это даже не память крови; обращаясь к удручающе, прямо-таки позорно-скудной информации о своих предках, я вижу, что в роду у нас вряд ли могли быть белогвардейцы - откуда бы в столь исконно-крестьянской семье? Пожалуй, даже факт незнания говорит сам за себя: обладатели голубой крови, мне кажется, обычно стараются сохранить историю династии, плохую ли, хорошую. А я, загоревшись однажды составить генеалогическое древо своей семьи, с трудом допыталась от старших имени предков четвертого колена - не помнят, не знают.
Но я собиралась не рассуждать о памяти поколений, а набросать мысли-впечатления от книги. Не бросить ее после первого десятка страниц меня заставило, наверное, только личное убеждение, что любая начатая книга, как и дорога, должна быть пройдена до конца, какой бы она ни была (ну и призрачная надежда, что дальше станет лучше). Дальше, однако, всё складывалось ожидаемо: непобедимый, неустрашимый, безупречный и бескомпромиссный, как майор Пронин, красный разведчик и глуповатые, суетливые, такие, знаете ли, безобидные смешные идиотики-буржуи, не видящие дальше собственного носа и цепляющиеся за уже протухшие мечты о великодержавии. Вот эта снисходительность, это тщательно скрываемое подтрунивание меня и покоробило. Понятно, политическая обусловленность, стремление следовать в идеологически-верном течение. Кстати говоря, любопытный случай. Предвзятость автора сталкивается с читательской установкой на диаметрально-противоположные идеалы, не менее железобетонной. Читатель ведь воспитывался на классике русской культуры, которая (почти цитирую любимую учительницу литературы) полна лиричным очарованием дворянских гнезд, тихой, простой красотой природы… А еще вечера в семейном кругу за чаем, под теплым светом лампы, и домашние праздники, и пора страды, и писать стихи от отчаяния, и плакать, приветствуя молодого императора… Всё это – традиция, порядок, уклад, а потому хорошо и правильно (даже вопреки реальным явлениям, которые совсем некомильфо, вроде крепостного права, самодурствующих дворян, неграмотного крестьянства и пр.). А потом на этой идеализированно-светлой жизни от всей широты и неуправляемости дурацкой, ни в чем не знающей меры души, нарисовали жирный красный крест. И Болгарин выводит в качестве непогрешимого и со всех сторон замечательного-положительного персонажа одного из тех, кто этот крест будет тщательно, с сознанием собственной правоты, обводить свежей кровью. Вот так мы с автором и не сошлись во взглядах на героизм.