Я чувствую себя ответственным за время, которое мне отпущено. Для меня самый лучший способ, как я могу им распорядиться, - это писать.
Склонность к одиночеству была признаком моей гордости, а гордость - проявлением моей силы, применением и свидетельством этой силы.
Слишком многие люди мыслят, хотя не имеют на это права. Они не оплатили его начинанием, которое приводит к тому, что разум становится той соломинкой, без которой немыслимо ваше спасение.
Пусть ему станут известны подробности... пусть это мучит его, и пусть он с этим смирится.
Под мифом я подразумеваю не более или менее обманчивое представление, которое получит обо мне читатель, усвоивший мое имя, а соответствие моей предстоящей жизни определенному мнению, которое я сам и другие могут составить по окончании повествования.
Склонность к одиночеству была признаком моей гордости, а гордость - проявлением моей силы, применением и свидетельством этой силы.
Слишком многие люди мыслят, хотя не имеют на это права. Они не оплатили его начинанием, которое приводит к тому, что разум становится той соломинкой, без которой немыслимо ваше спасение.
Пусть ему станут известны подробности... пусть это мучит его, и пусть он с этим смирится.
Под мифом я подразумеваю не более или менее обманчивое представление, которое получит обо мне читатель, усвоивший мое имя, а соответствие моей предстоящей жизни определенному мнению, которое я сам и другие могут составить по окончании повествования.
Мне представляется, что Жене писал книги через одну - то красивую, лиричную, трогательную, то пошлую и грубую. В таком порядке, во всяком случае, они мне попадались. И я рада, что последний его роман (в ряду моего выбора последний) оказался светлым.
"Я знаю, чего хочу. Я знаю, куда иду. Дальнейшие главы последуют бессистемно." Избавившись от злобно-ироничного, нарочно вызывающего тона, он с такой отчаянной искренность, которой уже нечего терять, рассказывает о маскировке собственной личности, о весомости средств, об истинном смысле творчества, о высшем счастье отчаяния, о неакадемической святости как цели, о трагедии, о немыслимости поклонения дьяволу, от отказе от неразделенного страдания. "Тон этой книги шокирует лучшие, а не худшие умы." "Я могу заблудиться, перепутав святость с одиночеством." Так серьезно, спокойно, честно и прямо говорят, зная о близком конце. Не исповедь, о нет. Разъяснение тугоумным тем, которые из нашего благополучного мира. Он был прост и пронзителен до слез. Хотел ли он сам этой откровенности? Была ли это случайная вспышка под влиянием момента сознания собственного поражения-победы?
Это были страницы, из-за которых мне захотелось ненароком потерять книгу.
Я пишу сумбурно и бессистемно в последнее время. Для систематизации нужен лейтмотив, а его я не могу возродить. По некоторым объективным причинам. Красная нить, которая проходит "через все произведение" порвалась.