04.10.2011 в 12:03
Пишет Сфитризир:Ожерелье
Смерть танцует петенеру
Словно рощи Кэналлоа
давним звонким утром летним,
рыжим пламенем объята
степь, и ветер горше гербы.
Что мне струны без гитары?
Соль без моря для чего мне?
Ключ от той высокой башни,
где замков и не бывало?
Если кто небрежно скажет:
он сложил свое оружье —
под терновые пусть звуки
солнцем спляшет на закате.
Смерть танцует петенеру.
Я ушел и не заметил.
В небо вскидывая руки,
Смерть танцует петенеру.
04. 10. 2011
Король Мечей
Есть карты древние, и между них одна —
Король Мечей, стальной наперсник силы,
чей путь от колыбели до могилы —
налейте, юноша, еще бокал вина —
шальная скачка, дивные ходы.
И правило одно: я так сказал.
И мудрые змеиные глаза.
Спокойствием предчувствие беды
остановить, недрогнувшей рукою
направить в сторону потребную.
Желая, не просить, но требовать:
вставая над собою и судьбою,
настраивая струны, глядя вдаль —
туда, где волны контрфорсы лижут.
Зеленоглаз как грех, как цвет граната рыжий,
идет он — за усмешкою печаль.
Король Мечей, он — всадник одинокий,
и конь его сам ветер,
его путь,
закатом начавшись, прервется на рассвете…
быть может. Но — не в этом суть.
Его ждет бой, бой страшный и далекий;
его встречают грозы и тоска;
и, замерев у золотистого виска,
спасительные веки смерть смежит.
Огнем лиловым многослойно закаленный,
извечной силой одаренный… нет, плененный —
он будет жить, он долго будет жить.
Король Мечей… О нем ли, о себе ли…
Так прихотлива старая лоза.
Я мог бы еще много рассказать
о том, о чем найери вам не спели.
Клинков Владетели — заточенные шпаги.
Колоды старые, колоды новые… Как знать,
быть может, не по крови чтится знать
в мирах без красок, перьев и бумаги.
Монархи, полководцы и стражи,
мыслители, адепты, дуэлянты,
в конечном счете — игроки, комедианты
в зеркальном зале замка Госпожи.
В конечном счете… карты. Все они.
Ну что ж, давайте к образу вернемся.
Король Мечей, он не луна, не солнце,
он тот, кто мир веками наш хранит.
Хранит и может с легкостью разрушить,
на землю небосвод обрушив…
Да, Клинки
жестоки, поэтичны и резки.
Плащ вместо ложа — проза. Простота,
неприхотливость, воля и удача.
И действие всегда заместо плача.
Прямых и чистых линий красота.
Еще?..
Герой наш понят, но превратно.
Простое сложным кажется подчас:
так непосильно мыслить без прикрас,
и боле — изъясняться внятно…
М-м… дамы любят Короля, а он…
шлейф восхищенья,
шейные платки
из ненависти тонкого плетенья,
изящный взмах породистой руки…
он многозначен и не покорен.
Привык он быть, привык он и казаться.
И даже — слыть порядочным мерзавцем…
Король Мечей на были держит небыль
и видит презагадочные сны.
От Королевы до Пажа — все влюблены.
А он, Король, он любит… небо.
…Рассказ окончен — выпито вино.
В итоге остается лишь оно.
До этого — дорога и… война.
(Вот верная и страстная жена…)
И — танец с собственною тенью.
И… пара тайн ушедших поколений…
22. 07. 2011
Идет война
Здесь:
кофе пьют в игрушечных чашках,
не курят, но пахнут пеплом,
не дурят, целуются крепко,
красотку называют "пташкой".
Здесь умирать нельзя.
До срока.
Под патиной синие глаза
у рока.
Здесь идет война.
Там, на странице каждой,
ширмой за бумажной —
важность.
Мир качается, мир кончается,
да никак не кончится…
одиночество.
Из железа розы, железо из крови;
судьбы вяжут морскими узлами;
из вереска ни чубук, ни эль — память;
рот кривить и хмурить брови
здесь.
Погибать, но не сдаваться —
в сорок, тридцать, восемнадцать.
Разгадать, обставить, выпить.
Прошагать, забраться, выбрать.
Здесь.
Идет.
Война.
Там, под обложкой твердой,
том за томом, год за годом —
гордость.
Изменяется, развивается,
вьется нить… обрывается.
Здесь. Там.
Там. Здесь.
От заката до рассвета,
от него и до заката
изнуренным неопознанным солдатом
все бредет, бредет по свету…
в…
о…
й…
н…
а.
8. 06. 2011
Полковник
могу до боли в пальцах я сжимать,
и всаживать меж плит безмолвным долгом.
Как быстротечно то, что мнится долгим,
когда твой разум очевидностью оболган…
Создав фантомы, отпустить. И оземь маску.
Была моя война — ходы с опаской,
а будет — наша. Принимаю бой:
со сталью стану я самим собой,
без лжи зеркал я встану над судьбой.
"Найери, помня, будут говорить", — пишу записку.
Все разрешится вскоре. Время близко.
…Про одиночества оскал так кто-то верно написал,
но слишком много я читал и слишком мало доверял.
Вам уходить, полковник. Оставаться —
мне. Извольте… впредь повиноваться.
…Кончайте, герцог, проводы.
…Поверьте —
вы неприлично молоды...
для смерти.
16. 02. 2002
Закат
1
Беда, придя издалека,
становится близка.
Еще не гибель, лишь пока
угроза у виска.
До срока — считанные дни,
и зажжены огни.
Война мостом от "мы" к "они",
кого ни помяни.
Долги и роли, смех как плач,
и смерть — слепой палач.
И кто-то сшил судьбу как плащ
для воли и удач.
Маяк в тоске — свинец и сталь,
но бухтою печаль.
Того, что сбудется едва ль,
уже почти не жаль.
Есть только "здесь", "сейчас". "Потом" —
потом, как отчий дом.
Когда пере- и доживем.
Или когда умрем.
2
Война одна до дна хмельна,
а три войны — недоброе число.
жена одна — весна пьяна,
а ведьмам полюбился — повезло.
Дороги дальние, тревоги давние,
Закат уж близится как струнный стон.
Загадки странные, отгадки рваные,
Рассвет не видится тому, кто Он.
Во тьме и холоде, на Силы поводе
лиловоглазая застыла цель.
Зеленым голодом ой град за городом
погубит девочка в златом венце.
Счета открытые, тщета забытого,
для чьей-то глупости — твоя печать.
Гербы разбитые, рабы сокрытого,
для чьей-то радости — твоя печаль.
Забыли молнии, но волны помнили,
ветра развеяли названья скал.
А мы не поняли, и переполнили,
и не поверили в судьбы оскал.
Война одна что ночь без сна,
а три войны не каждому дано.
Беда одна — обрыв без дна,
а три беды — почти уж все равно.
14. 02. 2002 — 16. 02. 2002
Кэцхен
Ветер. Звезды. Море.
Танцуй, любя, танцуй.
Ни памяти, ни горя.
Танцуй, губя, танцуй.
Ты хотел и ты увидел.
Танцуй, живя, танцуй.
Ни боли, ни обиды.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Полет и радость. Перезвон.
Танцуй, любя, танцуй.
Что значат имя и закон?
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим крылья.
Танцуй, живя, танцуй.
Между небылью и былью
Танцуй, смеясь, танцуй.
Злость и легкость. Бубенцы.
Танцуй, любя, танцуй.
Где начала – там концы.
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим искры.
Танцуй, живя, танцуй.
Будешь шалым, будешь быстрым.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Чайки. Волны. Ночи. Пляски.
Танцуй, моряк, танцуй.
Звезды — взглядом, ветер — лаской.
Танцуй, танцуй, танцуй!
15. 02. 2002
Излом
Лица — как древние маски гальтарские, души — надежда земли.
Примулы грезят уже не агмарские: в гавань идут корабли.
Там, на востоке, неистовой искрою чья-то сгорает звезда,
и, в своих недрах скрываючи истину, памяти ждут города.
То, что богами нам было завещано, многим — мертвей мертвеца.
Кто-то за снами и знаками вещими все же пойдет до конца:
призраки-башни, легенды, сказания — сил неизвестных следы;
враз оживит мечник злое предание, признак почуяв беды;
что-то найери оплачут, с любовью что-то они воспоют…
Из человеческих плоти и крови боги оружье куют.
На руки карты давно уже выданы: хочешь, не хочешь — играй!
Правда ведь в том, что Рассвет не был выдуман; ложь — в том, что он — это рай.
Дети с очами рождаются синими — смерть синеока навек.
Кто-то на трусость спасение выменял, кто-то на вид — человек,
кто-то — по сути, а кто-то — по выбору: маски срывает Излом.
Чьи-то виски он до проседи выбелил странным холодным теплом,
в чьих-то глазах просто соли прибавилось, кто-то меняет размер;
от провожатых своих не избавились клирик, монарх, кансилльер…
Пьеса поставлена кем — нам неведомо, роли и те неясны,
но уходить по путям неизведанным надо без чувства вины.
17. 01. 2011
Уход
Я рву струну и просыпаюсь от кончины
своей как будто — где-то умер ты:
распался на сожженные листы,
морей погибших соль. На сталь и вечер.
Еще на кровь и порох, и на вечность.
И на сирень лилового огня
за поворотом гаснущего дня.
И запретил изыскивать причины.
Ты состоял еще из "не" и "вне",
а все искали истину в вине,
а все пытались выяснить отраву
и не по совести, и даже не по праву
друзьями назывались, не стыдясь.
Луна плясала, пики серебрились,
костры над морем, как и прежде, жгли.
Но тем ветрам, которые влюбились,
но тем смертям, которые случились
вовек не оторваться от земли.
А если да — то падать прямо в грязь,
ведь без тебя ничто не будет прежним —
лишь те, кого и честь, и доброта
жгли до костей как будто кислота.
И будет память — преданность и фальшь.
А ты там где-то не святой, но страж.
... И я, трепаться не желающий "о нем",
за годом год иду за окоем,
другим оставив сладкие надежды.
11. 08. 2010 — 13. 01. 2011
Маки
И сквозняк скользнет, холодя.
Сын. Нерожденный сын.
Я тебя звала, уходя.
Маки. Маки и листы.
Шепот за спиной обожжет.
Ты. Невозможный ты.
Пусть сперва... а мир обождет.
Маки. Маки и поля.
И Жермон уйдет. Навсегда.
Маки, маки, маки. И — земля.
И теперь уже никогда...
18. 11. 2010
URL записиСловно рощи Кэналлоа
давним звонким утром летним,
рыжим пламенем объята
степь, и ветер горше гербы.
Что мне струны без гитары?
Соль без моря для чего мне?
Ключ от той высокой башни,
где замков и не бывало?
Если кто небрежно скажет:
он сложил свое оружье —
под терновые пусть звуки
солнцем спляшет на закате.
Смерть танцует петенеру.
Я ушел и не заметил.
В небо вскидывая руки,
Смерть танцует петенеру.
04. 10. 2011
Король Мечей
Есть карты древние, и между них одна —
Король Мечей, стальной наперсник силы,
чей путь от колыбели до могилы —
налейте, юноша, еще бокал вина —
шальная скачка, дивные ходы.
И правило одно: я так сказал.
И мудрые змеиные глаза.
Спокойствием предчувствие беды
остановить, недрогнувшей рукою
направить в сторону потребную.
Желая, не просить, но требовать:
вставая над собою и судьбою,
настраивая струны, глядя вдаль —
туда, где волны контрфорсы лижут.
Зеленоглаз как грех, как цвет граната рыжий,
идет он — за усмешкою печаль.
Король Мечей, он — всадник одинокий,
и конь его сам ветер,
его путь,
закатом начавшись, прервется на рассвете…
быть может. Но — не в этом суть.
Его ждет бой, бой страшный и далекий;
его встречают грозы и тоска;
и, замерев у золотистого виска,
спасительные веки смерть смежит.
Огнем лиловым многослойно закаленный,
извечной силой одаренный… нет, плененный —
он будет жить, он долго будет жить.
Король Мечей… О нем ли, о себе ли…
Так прихотлива старая лоза.
Я мог бы еще много рассказать
о том, о чем найери вам не спели.
Клинков Владетели — заточенные шпаги.
Колоды старые, колоды новые… Как знать,
быть может, не по крови чтится знать
в мирах без красок, перьев и бумаги.
Монархи, полководцы и стражи,
мыслители, адепты, дуэлянты,
в конечном счете — игроки, комедианты
в зеркальном зале замка Госпожи.
В конечном счете… карты. Все они.
Ну что ж, давайте к образу вернемся.
Король Мечей, он не луна, не солнце,
он тот, кто мир веками наш хранит.
Хранит и может с легкостью разрушить,
на землю небосвод обрушив…
Да, Клинки
жестоки, поэтичны и резки.
Плащ вместо ложа — проза. Простота,
неприхотливость, воля и удача.
И действие всегда заместо плача.
Прямых и чистых линий красота.
Еще?..
Герой наш понят, но превратно.
Простое сложным кажется подчас:
так непосильно мыслить без прикрас,
и боле — изъясняться внятно…
М-м… дамы любят Короля, а он…
шлейф восхищенья,
шейные платки
из ненависти тонкого плетенья,
изящный взмах породистой руки…
он многозначен и не покорен.
Привык он быть, привык он и казаться.
И даже — слыть порядочным мерзавцем…
Король Мечей на были держит небыль
и видит презагадочные сны.
От Королевы до Пажа — все влюблены.
А он, Король, он любит… небо.
…Рассказ окончен — выпито вино.
В итоге остается лишь оно.
До этого — дорога и… война.
(Вот верная и страстная жена…)
И — танец с собственною тенью.
И… пара тайн ушедших поколений…
22. 07. 2011
Идет война
Здесь:
кофе пьют в игрушечных чашках,
не курят, но пахнут пеплом,
не дурят, целуются крепко,
красотку называют "пташкой".
Здесь умирать нельзя.
До срока.
Под патиной синие глаза
у рока.
Здесь идет война.
Там, на странице каждой,
ширмой за бумажной —
важность.
Мир качается, мир кончается,
да никак не кончится…
одиночество.
Из железа розы, железо из крови;
судьбы вяжут морскими узлами;
из вереска ни чубук, ни эль — память;
рот кривить и хмурить брови
здесь.
Погибать, но не сдаваться —
в сорок, тридцать, восемнадцать.
Разгадать, обставить, выпить.
Прошагать, забраться, выбрать.
Здесь.
Идет.
Война.
Там, под обложкой твердой,
том за томом, год за годом —
гордость.
Изменяется, развивается,
вьется нить… обрывается.
Здесь. Там.
Там. Здесь.
От заката до рассвета,
от него и до заката
изнуренным неопознанным солдатом
все бредет, бредет по свету…
в…
о…
й…
н…
а.
8. 06. 2011
Полковник
— Прощайте, полковник! — отрезал Алва. — Прощайте, я сказал!
— И звоном лопнувшей струны короткая фраза на кэналлийском.
Три или четыре слова, непонятных и звонких, как песня, от
которой не избавиться.
Вера Камша. Яд минувшего
Губу до крови мне не закусить, но рукоять— И звоном лопнувшей струны короткая фраза на кэналлийском.
Три или четыре слова, непонятных и звонких, как песня, от
которой не избавиться.
Вера Камша. Яд минувшего
могу до боли в пальцах я сжимать,
и всаживать меж плит безмолвным долгом.
Как быстротечно то, что мнится долгим,
когда твой разум очевидностью оболган…
Создав фантомы, отпустить. И оземь маску.
Была моя война — ходы с опаской,
а будет — наша. Принимаю бой:
со сталью стану я самим собой,
без лжи зеркал я встану над судьбой.
"Найери, помня, будут говорить", — пишу записку.
Все разрешится вскоре. Время близко.
…Про одиночества оскал так кто-то верно написал,
но слишком много я читал и слишком мало доверял.
Вам уходить, полковник. Оставаться —
мне. Извольте… впредь повиноваться.
…Кончайте, герцог, проводы.
…Поверьте —
вы неприлично молоды...
для смерти.
16. 02. 2002
Закат
1
Беда, придя издалека,
становится близка.
Еще не гибель, лишь пока
угроза у виска.
До срока — считанные дни,
и зажжены огни.
Война мостом от "мы" к "они",
кого ни помяни.
Долги и роли, смех как плач,
и смерть — слепой палач.
И кто-то сшил судьбу как плащ
для воли и удач.
Маяк в тоске — свинец и сталь,
но бухтою печаль.
Того, что сбудется едва ль,
уже почти не жаль.
Есть только "здесь", "сейчас". "Потом" —
потом, как отчий дом.
Когда пере- и доживем.
Или когда умрем.
2
Война одна до дна хмельна,
а три войны — недоброе число.
жена одна — весна пьяна,
а ведьмам полюбился — повезло.
Дороги дальние, тревоги давние,
Закат уж близится как струнный стон.
Загадки странные, отгадки рваные,
Рассвет не видится тому, кто Он.
Во тьме и холоде, на Силы поводе
лиловоглазая застыла цель.
Зеленым голодом ой град за городом
погубит девочка в златом венце.
Счета открытые, тщета забытого,
для чьей-то глупости — твоя печать.
Гербы разбитые, рабы сокрытого,
для чьей-то радости — твоя печаль.
Забыли молнии, но волны помнили,
ветра развеяли названья скал.
А мы не поняли, и переполнили,
и не поверили в судьбы оскал.
Война одна что ночь без сна,
а три войны не каждому дано.
Беда одна — обрыв без дна,
а три беды — почти уж все равно.
14. 02. 2002 — 16. 02. 2002
Кэцхен
Ветер. Звезды. Море.
Танцуй, любя, танцуй.
Ни памяти, ни горя.
Танцуй, губя, танцуй.
Ты хотел и ты увидел.
Танцуй, живя, танцуй.
Ни боли, ни обиды.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Полет и радость. Перезвон.
Танцуй, любя, танцуй.
Что значат имя и закон?
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим крылья.
Танцуй, живя, танцуй.
Между небылью и былью
Танцуй, смеясь, танцуй.
Злость и легкость. Бубенцы.
Танцуй, любя, танцуй.
Где начала – там концы.
Танцуй, губя, танцуй.
Мы тебе подарим искры.
Танцуй, живя, танцуй.
Будешь шалым, будешь быстрым.
Танцуй, смеясь, танцуй.
Чайки. Волны. Ночи. Пляски.
Танцуй, моряк, танцуй.
Звезды — взглядом, ветер — лаской.
Танцуй, танцуй, танцуй!
15. 02. 2002
Излом
Лица — как древние маски гальтарские, души — надежда земли.
Примулы грезят уже не агмарские: в гавань идут корабли.
Там, на востоке, неистовой искрою чья-то сгорает звезда,
и, в своих недрах скрываючи истину, памяти ждут города.
То, что богами нам было завещано, многим — мертвей мертвеца.
Кто-то за снами и знаками вещими все же пойдет до конца:
призраки-башни, легенды, сказания — сил неизвестных следы;
враз оживит мечник злое предание, признак почуяв беды;
что-то найери оплачут, с любовью что-то они воспоют…
Из человеческих плоти и крови боги оружье куют.
На руки карты давно уже выданы: хочешь, не хочешь — играй!
Правда ведь в том, что Рассвет не был выдуман; ложь — в том, что он — это рай.
Дети с очами рождаются синими — смерть синеока навек.
Кто-то на трусость спасение выменял, кто-то на вид — человек,
кто-то — по сути, а кто-то — по выбору: маски срывает Излом.
Чьи-то виски он до проседи выбелил странным холодным теплом,
в чьих-то глазах просто соли прибавилось, кто-то меняет размер;
от провожатых своих не избавились клирик, монарх, кансилльер…
Пьеса поставлена кем — нам неведомо, роли и те неясны,
но уходить по путям неизведанным надо без чувства вины.
17. 01. 2011
Уход
Я рву струну и просыпаюсь от кончины
своей как будто — где-то умер ты:
распался на сожженные листы,
морей погибших соль. На сталь и вечер.
Еще на кровь и порох, и на вечность.
И на сирень лилового огня
за поворотом гаснущего дня.
И запретил изыскивать причины.
Ты состоял еще из "не" и "вне",
а все искали истину в вине,
а все пытались выяснить отраву
и не по совести, и даже не по праву
друзьями назывались, не стыдясь.
Луна плясала, пики серебрились,
костры над морем, как и прежде, жгли.
Но тем ветрам, которые влюбились,
но тем смертям, которые случились
вовек не оторваться от земли.
А если да — то падать прямо в грязь,
ведь без тебя ничто не будет прежним —
лишь те, кого и честь, и доброта
жгли до костей как будто кислота.
И будет память — преданность и фальшь.
А ты там где-то не святой, но страж.
... И я, трепаться не желающий "о нем",
за годом год иду за окоем,
другим оставив сладкие надежды.
11. 08. 2010 — 13. 01. 2011
Маки
Алые маки, сквозняк, часы, сонеты. Смерть.
Вера Камша. Шар Судеб
Маки. Маки и часы.Вера Камша. Шар Судеб
И сквозняк скользнет, холодя.
Сын. Нерожденный сын.
Я тебя звала, уходя.
Маки. Маки и листы.
Шепот за спиной обожжет.
Ты. Невозможный ты.
Пусть сперва... а мир обождет.
Маки. Маки и поля.
И Жермон уйдет. Навсегда.
Маки, маки, маки. И — земля.
И теперь уже никогда...
18. 11. 2010