Наверное, это весна и длительный отдых, вместе взятые. Голова очистилась от рабочих забот, вдруг освободилась оперативная память - и мозг тут же бросил ее на создание и (!) запоминание сновидений. Почему (!) ? Потому что с того момента, как я впряглась в работу, я перестала запоминать сны, да и видеть их стала куда как реже.
Мне ужасно не нравится упрощенная профанская трактовка механизма сновидений: мол, что накануне прочел\увидел\услышал, то и приснилось, но сегодня, похоже, это был мой случай.
В ночи смотрела передачу о манускрипте Войнича. Простые ассоциации у нас работают на пять с плюсом, чего уж. Полночи бродила по заводским районам века девятнадцатого, кажется, в Петербурге. Из-за высокого забора выглянул какой-то мужчина и сообщил, что я еще могу успеть, и кивнул в сторону подворотни; вход во внутренний двор был завешен шторой-соломкой, популярной в советских интерьерах, только на нити были нанизаны не полые тростниковые стебельки, а ромбовидные пластинки со знаками радиационной угрозы и высокого напряжения. Через арку я попала в квадратный двор-колодец; в углу двое склонились над распростертым женским телом - на груди бурое пятно. "Соучастница. Ее только что," - сообщил голос за плечом. "А его?", - спросила я, то ли со страхом, то ли с надеждой, деревянной куклой проходя мимо места казни, опасаясь взглянуть в ту сторону. Голос промолчал. Что-то заставило меня оглянуться. На утоптанной земле под мрачной красной кирпичной стеной теперь лежали двое - женщина и мужчина, оба в серых тюремных робах. А потом я со слезами на глазах сетую знакомой на несправедливость этого странного мира, где так просто убивают таких прекрасных людей, мы идем неосвещенными коридорами современного здания, по сторонам тускло взблёскивают стекла, знакомая качает головой, но без сочувствия, механически, и я держу руки перед собой, как хирург - от кончиков пальцев до локтя они облиты прозрачной тягучей субстанцией, вроде воды, которая презрела закон гравитации. Но я чувствую тяжесть и металлический запах крови. И знаю совершенно точно, что это - его кровь. И постепенно праведное возмущение и боль, не находящие отклика в другом человеке, сменяются истерической брезгливостью, которая откатывает, как морская волна, не прорвавшись криком, когда я смываю липкость его крови.