[RomanticDiary]

-...не тяните! Вы меня уже так заинтриговали, что голова кругом.
-Да и я не тяну. Просто жду, пока ты нальешь себе еще камры,
усядешься поудобнее, закуришь и приготовишься слушать.
История длинная, Макс. И очень запутанная.

Макс Фрай

Сицилия… спасительный третий путь в нелегком выборе между двумя ликами Востока: библейским и византийско-османским. «Не страдай! – сказал, отмахнувшись легкомысленно, внутренний голос, когда мы с ним сидели над картой в терзаниях и попытках взвесить «за» и «против» каждого point de destination. – Не знаешь, какой дорогой пойти, выбирай вариант, о котором даже не задумывалась». В этом совете была своя изюминка – редко я принимаю спонтанные решения, а поскольку чаще всего они приводят к положительным результатам, то мне оставалось лишь поддаться на уговоры.

Дальше - много текста и картинки

Итак, Сицилия. Дабы не томить тех читателей (буде таковые найдутся), которые предпочитают сначала расставлять акценты и определять полярность отношения к предмету, а уже потом обращают внимание на лирические отступления, признаюсь сразу – я ожидала большего. Нельзя сказать, что поездка мне не понравилась (разве может быть «не понравилось», когда впервые за полтора, а то и два месяца вокруг столько солнца!), проблема состоит лишь в том, что я ожидала.
Воображение, тем более воображение развитое, не ограниченное в источниках вдохновения, чем-то похоже на талантливого рекламного агента. Обращаясь к некогда увиденному, услышанному и прочитанному, из всех ресурсов памяти оно отбирает самые яркие образы (частенько стереотипные, ибо крепче всего запоминается информация распространенная, укоренившаяся в массовом сознании) и лепит из них идеальную картину, к которой в поисках отдыха и надежды припадает утомленное ежедневной рутиной рацио. Оно видит солнечный край, не обезображенный наростами мегаполисов, ландшафт, разноображенный живописными холмами, белые виллы за оградами, через которые перехлестывает лиловая пена бугенвиллий, ему чудится земля, пребывающая в неопределенном блаженном прошлом и не знающая беспокойного настоящего… Тонкоствольные сосны, солнечные апельсины, теплые камни, узкие улочки, непременно сбегающие к морю… Все дороги ведут к морю, конечно же. А еще жизнь здесь должна протекать размеренно и даже лениво (это юг!), тоже циклично, от этого закона никуда не деться, но такой круговорот - признак нормального хода бытия, а не привычного для нас патологического повторения одних и тех же мало радующих сердце действий.
В действительности всё оказалось по-другому. Италия предстала не столь картинно-открыточной и пасторальной, как мечталось издалека, но всё же по-своему замечательной и удивительной.

Мало что можно сказать о первом впечатлении – вот о самом-самом первом, когда только сходишь с трапа самолета. После почти пятнадцати часов пути способность что-то эмоционально переживать несколько притупляется… Здание аэропорта, пустынное по ночному времени, ничем не отличающееся от воздушной гавани в любом другом городе – тот же круглосуточный голубоватый галогеновый свет и нейтральный колер интерьера; не к месту и не ко времени игривые и неторопливые пограничники; выдача багажа, встреча с гидом, короткий переезд до гостиницы – и счастливый момент, когда наконец-то можно упасть и уснуть…

…по звонку будильника открываешь глаза и лихорадочно, еще в полусне, пытаешься сообразить, где ты (вопрос о том, кто ты, к счастью, не возникает). На долю секунды кромешная тьма вокруг сбивает тебя с толку, и уже подкатывает тоска – неужели по-прежнему Питер, утро понедельника и надо идти на работу?.. Неужели еще не наступил день поездки или, что странней и хуже, уже прошел?... Замешательство длится одно трагическое мгновение, разум от такого шока просыпается окончательно, предвкушение необыкновенного сдирает с кровати лучше любого будильника. Короткая борьба с занавесками, балконной дверью, ставнями (и зачем столько преград?!) – и тебя окатывает бледным утренним светом и бодряще-свежим воздухом. На горизонте в сизой дымке за сине-стальными водами моря нечеткой акварелью проступает гора. Нежно шелестят узкие трепетные листья эвкалипта. Январь, семь часов утра, Сицилия.

Мы едем в Палермо, глаза жадно впитывают цвета, свет, формы – белые кубы прибрежных вилл, зубчатые конусы Палермитанских холмов, похожие на взрыв зелено-седые агавы и опунции, составленные из округлых плоских лопаток-пластинок, словно из элементов живого конструктора (местная молодежь любит вырезать на них имена и всячески памятные фразы глубокой смысловой наполненности)…
Вид Палермо ничем не выдает, что это – город-миллионник и, между прочим, административный центр целой автономной области Италии. В нем не ощущается «столичного» размаха жизни, нет широких проспектов и высотных домов, на пешеходных переходах не собираются толпы, не текут бесконечным потоком автомобили. Аккуратные особняки в стиле модерн, тропические растения в ухоженных палисадниках, балконы с цветочными горшками, лабиринты узких улиц старого города… Но стоит обратить на город более пристальное и критичное внимание, и сразу же отчетливо проступит столичный градус концентрации коммунальных, экономических и социальных вопросов. За благопристойными фасадами главного проспекта, на которых просто, элегантно и дорого сияют золотыми буквами названия известнейших модных домов (о, эти магические имена-символы роскошной жизни!), начинаются самые настоящие трущобы. Одна улица от via Maqueda вниз, к порту, или вверх, условно в направлении современной окраины, и ты оказываешься в сетях тесных кривых переулков, существующих в каком-то своем, отдельном измерении. Здесь тоже протекает некая жизнь, столь же темная, непонятная, вызывающая неприятие и холодок вдоль позвоночника – в полном соответствии с декорациями, в которых она разыгрывается. Местные обитатели как будто не замечают забредшую из другого мира душу, каждый занят чем-то своим. Вот эмигрант из Северной Африки сидит на корточках у дверей мебельного склада среди разноцветных комодов и тумбочек и созерцает в пространстве нечто. В кустарной мастерской двое увлеченно копаются в стальном скелете мотоцикла. За пластиковым столом, выдвинутым на солнечную сторону переулка, пенсионеры играют в карты, один из них поднимает голову и приветливо кивает: Buon giorno, signorina! Из дверного проема кухни, выходящего прямо на улицу, завешенного видавшей виды ситцевой тряпочкой, доносятся радио-голоса… А кругом – стены в облупленной штукатурке, копоти и черной плесени, мусор под ногами, соответствующие запахи и полумрак – из-за тентов, натянутых между домами, вывешенного на просушку белья и общего настроения этих кварталов.

Беда Палермо в том, что ответственность за него муниципальные власти и общественные организации перекидывают друг другу, как тлеющий уголек, не желая добровольно взваливать это сомнительное бремя на собственные плечи. Как всегда, в бюджете нет денег, и никто не знает, где и как их изыскивать; а как следствие – лежащие после бомбежек Второй мировой (!) в разрухе и небрежении дома и площадь Стыда. Исторической правды ради замечу, что своим именем она обязана тому факту, что на ней соседствует женский монастырь и фонтан, украшенный скульптурными изображениями обнаженных мужских фигур, однако существует еще две версии (не лишенных горькой иронии) происхождения этого топонима. На площади также находится муниципалитет, под окнами которого собираются порой доведенные до предела палермитанцы, чтобы пристыдить городские власти. А напротив чистенького, ухоженного здания муниципалитета стоит особняк обедневшего дворянского рода, порядком потрепанный временем – и хозяева его, конечно же, не реставрируют: а) потому что нет денег, б) чтобы нынешние хозяева города видели упадок знати и стыдились своего наплевательского отношения к разоренным, но не сломленным.

Разумеется, у Палермо, помимо непарадной физиономии, есть и официально-туристическое лицо, пристойные достопримечательности и памятники архитектуры, немного бледные в зимнем свете, как будто бы застаешь их без грима, скрывающего морщинки и потертости. Где-то по слухам даже есть порт - воистину одиозное место в любом приморском городе. Зовущие вдаль силуэты кораблей, простирающиеся в бесконечную синь волноломы... но город в целом порождает слишком много гражданских мыслей, здесь не получается отдыхать беззаботно... Чем дальше то или иное местечко от роли столицы, тем легче в нем атмосфера. Взять хотя бы Монреале – ближайший пригород Палермо. Несмотря на близость к "центру власти", этот городок известен отнюдь не грязными переулками и вечной заботой, откуда взять средства на жизнь, а лучшей школой мозаики в Италии, живописной панорамой на Палермо и величественным собором, хранящим под своими сводами богатейшее собрание византийской мозаики, площадь которой при погонном исчислении будет равна площади футбольного поля. С осмотром собора мне, можно сказать, повезло вдвойне: во-первых, шла свадебная церемония - обычно они не совпадают с часами экскурсий, но эта проводилась вне расписания, что, по словам гида, свидетельствовало о существенном достатке породнившихся семей. Глядя на солидных пожилых синьоров в черных драповых пальто, опирающихся на руки почтительных сыновей, легко было поверить, что не все доны перевелись на Сицилии. А вторым случайным подарком стал орган. Слишком мощный для этого храма, он звучит очень редко, чтобы вибрации не повредили хрупкие средневековые мозаики; но в тот день орган пел, так нежно и легко, что от этих трелей должны были распускаться цветы.

И было утро, и был вечер, день первый.
За ним пришел второй день, погода, как и обещали, испортилась, а вашей покорной слуге был преподан урок, как ценно в путешествии быть самой по себе.
Итак, немногочисленные постояльцы огромной и пустынной по низкому сезону гостиницы маялись от тоски, загнанные в номера частыми зарядами дождя, и это было идеальное время, чтобы предаваться интроверсии и созерцанию в отдаленных от людских троп уголках.

Но, как известно, всё хорошо в меру, в том числе и одиночество; здесь, над обрывом к недобрым свинцовым водам, его было в избытке. В Чефалу его оказалось непростительно недостаточно. Издалека Чефалу похож на песочно-оранжевую створку раковины, уютно лежащую под защитой мощной скалы. Турист найдет здесь все непременные составляющие старинного средиземноморского города - узкие мощеные улочки, крохотные сувенирные лавки, белокаменный собор на главной площади, уютные кофейни на пять столиков, куда местные жители приходят обменяться новостями и поглазеть на чужестранцев. И конечно же, в городе обязательно должен быть выход к морю. Вслед на гидом мы нырнули в подозрительную подворотню - и оказались на маленьком пляже. И сердце мое пропало. Тлел закат, в лиловато-синей маслянистой тяжелой воде рябили блики заходящего света; за спиной грустили старые дома-гнезда, лежали на песке пережидающие зиму лодки. Я протянула Морю руку, оно лизнуло пальцы, отступило, снова нахлынуло; хотелось, как щенку, носиться по влажному вязкому песку, рассматривать и запоминать каждую мелочь, каждую секунду запечатлевать на внутренней фотопленке - хотелось дышать до головокружения... В тот момент в пору было позавидовать горделивой чайке, что сидела на прибрежном валуне, не отягощенная компанией, спутниками, временными друзьями. Я же ругала себя за излишнюю вежливость, которая располагает советских тетушек избирать Лу в проводники-переводчики. Ох уж эти тетушки, все знающие и все повидавшие, пресыщенные красотами заграницы, бросающие этак флегматично-скептически: "Ну а что здесь делать? Чего тут смотреть? Ничего особенного... Вам ведь тоже не понравилось, да?" И взгляд такой, знаете, ожидающий горячего согласия, без единого признака сомнения в том, что у кого-то восприятие мира работает иначе. Не представляю, насколько долгим был бы ступор, объясни я тетушкам, что и почему здесь может нравиться... Мы покидали Чефалу уже затемно. Слышимое, но не видимое, Море с упорством самоубийцы продолжало кидаться грудью на острые вулканические скалы, похожие на черные клыки. Оно даже не рокотало, а издавало какой-то космический скрежет, огромное разумное печальное чудовище. Мы в унисон грустили о человеческой нечувствительности.

Но... я покинула Чефалу, и грусть осталась там, на черных скалах. Впереди ждало солнце, тепло и удивительные места, которые одной своей атмосферой приличному (читай: талантливому) писателю, пожалуй, могли бы послужить сильнейшим импульсом для творчества. Почему-то сицилийские пейзажи особенно часто наводили меня на мысль именно о литературной реализации восторга быть здесь... Вот пустынный автобан, по которому катит одинокий автобус; прямо по курсу разливается бледный нежный рассвет; неискаженная перспектива позволяет видеть извивающееся дорожное полотно, уложенное на высокие опоры над глубокой долиной между холмами. Удивительная утренняя светогеометрия превращает их в исполинские складки жесткой переливчатой атласной ткани. По обочинам бегут бескрайние поля, по линейке высаженные цитрусовые сады и оливы. Белой змейкой тянется выщербленный веками римский акведук. Так за созерцанием пейзажей, не нарушаемых присутствием человека или следов его деятельности, постепенно приближаешься к Этне. Она показывается на горизонте в неясной белой пелене, строгая и величавая; по извилистой дороге, местами как будто обрывающейся прямо в бездну неба, мы поднимаемся на склон вулкана, а попадаем... на Марс. Красноватый рассыпчатый грунт, провалы и воронки, каменистые гряды, странные игры гравитации, ощущающиеся из-за разреженного воздуха; сознанию никак не утвердить положение тела в новом пространстве: вроде бы под ногами земля, но облака почему-то ниже земли, а под ними, в мутноватой пелене - что это? Город? На горизонте, если это он, слюдяным пластом горит море, но его вполне можно принять и за солнечный шар. По склону петляют черные тонкие змеи - дороги. Удивительный обман чувств, переносящий в некую плоскость реальности с нестандартными законами оптики и географии. Всё равно как оказаться внутри "Марсианских хроник".

А по другую сторону гор, на берегу моря нас ждал еще один город-мечта. Узкие переулки-лестницы, не знавшие линейки архитектора, цветочные горшки и вазы на ступеньках; лабиринты улочек и дворов, скрывающиеся от случайных взглядов за парадными фасадами, манящие потеряться... Столики кафе под платанами, кованые фонари, отполированные шагами времени камни, внезапно открывающаяся лазурь моря в теснине между стенами домов, контраст этого маломасштабного, сжатого, уютно-аккуратного пространства и притягательной для взгляда бескрайности моря... Темные стройные конусы кипарисов, никогда, кажется, не принимающие света. Всё кругом - воплощенная грёза о том Средиземноморье, запечатленном на ярких холстах современных безымянных импрессионистов.

Но рассказ мой, кажется, сделался слишком длинным и потерял всякий сюжет. Лучше замолчать сейчас и предоставить читателю погрузиться в свои мечты о дальних прекрасных уголках мира. Прощай, читатель. Я оставляю тебя у античного храма неустановленного культа, что вот уже две тысячи лет смотрит на зеленую долину и слушает негромкий шум бурливого потока за спиной. Тебе еще предстоит увидеть город над облаками и Тирренское море в вечернем свете. Приятной прогулки!