Вот так она наступила и прошла, предпоследняя неделя мая, казавшаяся невероятной и недостижимой. В мая всего четыре недели, третья – предпоследняя. Когда время дотекло до нее, настал черед приключений…
…а началось все с Театра. Точнее, с балета. С Санкт-Петербургского государственного мужского балета Валерия Михайловского. 15 мая пошла на премьерный показ программы «Танцуем ВСЁ или рабочий день». Это было ТАК… проникновенно, ярко, динамично, сильно, увлекательно. Волшебно. Местами – до слёз. Всё же настоящее творчество очаровывает. И, несмотря на полный дилетантизм в вопросах театрального искусства, всё равно ощущаешь некую сопричастность происходящему, не-чуждость, связь и взаимопонимание на уровне эмоций. Не обычный для зрителя отстраненный взгляд со стороны, а некое душевное участие. Не поддающиеся описанию чувства… Какое там «увидеть Париж – и умереть»! Увидеть Валерия Владимировича Михайловского и его труппу на сцене – и испытать феерический восторг.
После счастья со-бытиЯ на концерте – Пулково, утомленные лица вокруг, невозможность волноваться, ночной рейс, четыре часа полета, мучительная попытка уснуть хотя бы на полчаса. Скопления оранжевых и голубых огней – города под крылом самолета, как космические туманности. Всё же ночью что-то происходит со временем, оно растягивается и едва ползет. И каких-то 240 минут кажутся вечностью.
Наконец, 16 мая, 5:10 утра, Ларнака. Взлетно-посадочная полоса, то ли начинающаяся морем, то ли в него обрывающаяся. Еще по-утреннему сумеречно, но уже +19. И вдруг на небе появляется гигантский огненный шар Солнца, и странным кажется, что не зазвучала какая-нибудь пугающе-торжественная, всеохватывающая музыка, пронизывающая человеческое существо потоками чистых мощных звуков. Но это впечатления №0, на грани полубодрствования.
Впечатление №1 – зачем я здесь?! Пустите меня домой! Очередное несовпадение желаемого и действительного: так хотелось бескрайности моря, дикости берега, обособленности эмоционально-физической жизни, мимолетного обмена взглядами со случайными встречными, не говорящими ни на одном человеческом языке. Оставалось лишь тяжело вздохнуть и принять обстоятельства, как данность: цивилизацию, какое-то фатальное умение всех киприотов говорить по-английски, зонтики на пляжах до самого горизонта, загораживающие обзор, и мое не-одиночество, а следовательно, не-свобода. Никогда не следует воображать черт знает что из чужих романов.
Впрочем, стоило немного перевести дух после дороги и прийти в себя, как тут же выяснилось, что пословицы не врут. Если и есть рай на земле, то это Кипр. Рай для последних романтиков и фантазеров, ищущих реального воплощения своих небывалых, непонятных «обычным людям» грез. Здесь могли бы разворачиваться великие страсти, и по святым, и по грешникам (по ним – в особенности).
…те самые выбеленные солнцем дома-кораллы, красная земля, водная гладь совершенно неправдоподобных оттенков синего, звонкий сухостой – и тут же пышные яркие цветы.
…утесы из застывшей лавы, острые, губчатые. Застывшее в камень бедствие. На ветру бесчисленные естественные углубления издают гудящий трубный звук, и становится так таинственно и жутко… Великолепие неприступности.
Каменные пустоши с редкими купинами сухой, ломкой растительности, мягким подъемом уходящие к знойному небу. Они радуют глаз, несмотря на кажущуюся унылость. В них есть что-то библейское. «…и бродил по каменной пустыне одинокий пророк, и никто не внимал его голосу, а когда прислушались к словам его – было поздно.» Ну или байроновское. В общем, пусть каждый представит себе своего любимого Демона.
…и присущий исключительно южным приморским городам аромат, который не имеет смысла описывать. Его необходимо единожды вдохнуть самому, чтобы навсегда заболеть тоской по морю и солнцу. Терпкий аромат соленой воды, горечь трав и пряная приключенческая маята дорожной пыли. Боги, вы явно были в экстазе, создавая Средиземноморье.
…а ночью над Айа-Напой такое небо, «что хочется орать». Если не боишься посмотреть в глаза Космосу, выйди на берег моря, когда стемнеет, и запрокинь голову. Смотри на мигающие звезды и слушай ленивый лепет слабого прибоя. Или это шепот тех, кого Иеманжа выбрала своими сыновьями?
17 мая. До некрополя так и не дошла. Врут карты, врут. До него километров десять было. Гуляя по ночному городу, забрела в порт. Приключений захотелось… Скрипа канатов и запаха смолы, матросских песен, света маяка и пр. Вместо этого встретила на пристани русского парня с двумя девицами; из машины неслись «дивные» звуки шансона, дамы визгливо-пьяно смеялись над пошлыми шутками, мобильному телефону адресовалась отборная матерщина. Одно слово – порт. Может, этим троим тоже было страшно? Тяжелая вода-смола под досками мола, призрачно светящиеся борта яхт, непрерывный шум невидимого моря. Только этот страх не залить спиртным – он древнее человека, первобытный страх перед мощью незримой Бездны. И в голову сразу лезет Бог весть что: туманные силуэты удалых пиратов, выходящих из морских глубин, Дэви Джонс, черный флаг, и нелепая строчка «прислушайся – рыбы идут за тобой». И так сладко и страшно становится, что хочешь бежать из проклятой бухты, а сам все стоишь и ждешь, когда вся эта чертовщина начнется по-настоящему…
Уже по пути домой наткнулась на французского дедулю, который стоял посреди тротуара, с безмерной грустью и надеждой говорил прохожим «Bon soir!», и вообще, ему, видимо, тоже хотелось приключений, только иного рода. Предложил мне пойти к нему, выпить вина, сообщил, что он человек либеральный и деньги – не проблема. Странное это было предложение, но почему-то не такое уж оскорбительное, как можно было бы подумать. Он поцеловал мне руку, и мы разошлись.
После я видела его несколько раз на той же улице. Он по-прежнему взывал к людям, а они шли мимо по своим делам.
19 мая. Когда Михаил, гид и водитель автобуса по совместительству, первым делом рассказал анекдот о том, как Господь сначала призвал на небеса почившего водителя автобуса, потому что тот большее количество человек заставил молиться, стало понятно, что день пройдет как минимум весело. Михаил – болгарин, давно живущий на Кипре и семь лет женатый на русской женщине. Балагур. Русским языком владеет так, как не каждый гражданин РФ (не считая акцента); кажется, знает лично большую часть жителей острова, причем не просто шапочно знаком, а находится в дружеских отношениях. Экскурсия по горному массиву Троодос – его коронный номер, который, соответственно, исполняется с блеском. На нашем пути не было ничего, о чем бы Михаил не мог бы рассказать хотя бы пару слов. Включая подножную траву. Затормозив посреди дороги, наш гид вышел из машины, сказал «До свидания!» и ушел в поле. Вернулся с пучком травы, кою передал на растерзание пассажирам и предложил угадать, что это за растение. Оказалось, розмарин. Викторина повторялась несколько раз, с тимьяном, шалфеем, лавром, эвкалиптом, лавандой, мятой и чем-то еще, тоже пахучим. Так мы доехали до женского монастыря святой Феклы, где находился источник с целебной грязью. Источник – это вырубленное в полу отверстие 10*10 см, из которого можно достать чудодейственной песчаной кашицы, только встав на колени.
Следующий пункт назначения – деревня Фикарду. В ней осталось всего два жителя, мэр и его брат, да еще девушка-официантка в кофейне, которую этот самый брат открыл. Деревня, в которой сохранены оригинальные постройки 12 века, существует фактически на субсидии ЮНЕСКО. Удивительное место: дома построены друг на друге, ходишь по площадке и не знаешь, что это – чья-то крыша.
Оттуда по горному серпантину в мужской монастырь Махерас, основанный на том месте, где двое монахов-отшельников нашли икону Божией Матери, пронзенную ножом («махера» по-гречески «нож»). Оригинал (боюсь даже предполагать, сколько ему сотен лет) находится на иконостасе монастырской церкви, которая сама по себе – эхо Византии. Кажется, в ней сохранился этот золотисто-лазурный дух кесари, это ощущение чистого православия. Там даже батюшка был какой-то древний; не в смысле старый, а такой… архаичный. Вообще на Кипре, где никогда не было иконоборчества, были спрятаны и затем случайно обнаружены многие иконы, поэтому монастыри или церкви, заложенные на местах находок – далеко не редкость.
Мы продолжили наш путь в горах. Остановились на 1,4 км над уровнем моря. Стояла над обрывом, а голову вело от разряженного воздуха. Ощущение пьяной радости. В такие моменты невольно задумаешься, почему люди не летают?.. Ах да, потому что крылья мешали бы им ползать… Так что поползли дальше, в деревню Лефкара, знаменитую своей уникальной вышивкой и серебряными изделиями. Впрочем, поскольку наступил самый пик жары, и никому не хотелось особенно выслушивать длинные речи об особенностях стиля «лефкаритика», Михаил отправил мастерицу-хохотушку варить кофе для гостей, а сам в общих чертах поведал… нет, не секреты изготовления льняных салфеток и серебряных оплеток для бокалов - некоторые лингвистические нюансы. Дело в том, что, когда вышивальщица поприветствовала нас по-русски, одна дама из группы захлопала в ладоши и закричала «Ура! Ура!», а мастерица ни с того ни с сего упала в кресло, заливисто хохоча. В чем дело? Михаил пояснил: «А какая, по-вашему, должна быть реакция у человека, когда он видит взрослую женщину, аплодирующую и кричащую «Хвостики! Хвостики!» А пожелание «хорошего пути» звучит для грекоговорящего, как страшная нецензурщина.
Посидев в приятной компании на прохладной террасе за чашкой изумительно вкусного кофе (который я в принципе не пью, но этот понравился ), группа двинулась дальше, на верблюжью ферму. Несмотря на свой почтенный возраст, Рина позволила себе впасть в щенячий восторг от созерцания кораблей пустыни. Правда, это чувство не был взаимным; верблюды отнесли ко мне вежливо, но с прохладцей. Некоторую нежность к посетителям они проявляют, только когда видят в их руках пакет с сушеными стручками. Пришлось покупать расположение горбунов лакомством.
Домой возвращались немного утомленные, но полные самых положительных впечатлений. В блаженном молчании, ибо ни у Михаила, ни у Ольги (той самой, что вопила про хвостики, а потом выяснилось, что она по образованию конферансье) не осталось сил болтать на обратном пути. Но, как выяснилось, экскурсия была не единственным сюрпризом дня. По возвращении всех жаждавших искупаться ждало неприятное разочарование – поднялся шторм. Чистейшее небо, яркое солнце, шквальный ветер и утробный гул растревоженного моря. Если не видеть, как тяжелые валы бросает на острые скалы, то почти невозможно поверить в то, что этот низкий рёв, разносящийся далеко по побережью, неодушевлен. Что за ним не стоит разъяренный разум чудовища. Даже вода не была похожа на воду – скорее на расплавленную бирюзу. Ну или на раздуваемые ветром полотна аквамаринового шелка…Волнение так и не улеглось за три дня и три ночи. Да, мое пристрастие к ночным прогулкам привело меня на берег, послушать хор морских голосов. В заливе волны, конечно же, намного меньше, но что творилось под покровом темноты за пределами бухты… о том смертным никогда не узнать, а кому посчастливилось – тот никогда не расскажет. Потому что не положено им разговаривать с сухопутными живыми.
22 мая. И вот пришло время возвращаться. Из одной небыли в другую. К пьяным весенним сумеркам пропитанного сыростью Питера. К фантомным болям завуалированной нежности. К Сирени.