Listen how calmly I can tell you the whole story
Фантастический был день. Когда ежедневное безразлично-ровное эмоциональное состояние отчетливо сдвигается в какую-либо сторону шкалы. Когда ты по-настоящему радуешься или огорчаешься, не спрашивая почему, когда настроение безотчетно накрывает, и ты пребываешь в нем – становишься им, а не примеряешь поверх обычного унылого нейтрала, не принуждаешь себя веселиться или грустить, потому что момент требует.
Это счастье, если хотите. Я утверждала и буду утверждать, что счастье – вовсе не большая, сияющая золотом удаленная цель, убегающая при приближении, как горизонт или радуга. Мол, добраться до него, вступить в бестревожную сферу и застыть в статическом состоянии счастья. По такой логике выходит, что случиться оно может только в конце жизни, когда просто нет пути дальше, когда из блаженства некуда бежать. Но ведь случается и раньше. Счастье не перманентно, оно рассыпано по жизни хрустальными осколками, и когда мы добираемся до дня, куда попал такой вот блестящим кусочек, мы становимся счастливы.
А день с самого утра сложился необычно и прекрасно. Первое октября, первая изморозь, повсюду дымка и воздух особенно тонок и ясен. Ярчайшие краски – кубовое небо, звеняще-желтые и бордовые листья, изумрудная трава. В утреннем холоде газон превращается в Долину Дымов, на посвежевшей траве лежит волшебный круг инея, а солнечные лучи, рассеивающиеся в сырой дымке, создают повсюду торжественные, захватывающие сердце сияющие ореолы и наискось падающие ленты.
В странно-пустом для утреннего часа буднего дня трамвае едет симпатичный молодой человек, из той породы, что при некотором напряжении фантазии легко превращается в Прекрасного Принца. И ты бросаешь на него мимолетные (типа незаметные) взгляды и улыбаешься глупо, словно тебе снова 14. Он понравился тебе без всякой причины - то ли погода такая, то ли судьба…
А потом была Вера с ее «Популярной музыкой из Виттулы», которая ничуть не выбивалась из общего положительного ключа, только добавила лирическую нотку и сделала жизнь еще лучше.
Вечером возобновила практику одинокого культурного обогащения, пошла в «Дом кино» смотреть «Господина Никто». Впервые столкнулась с тем, что за 10 минут до начала сеанса билеты были – и в большом количестве. Арт-хаус не пользуется спросом? В малом зале, где стулья по-советски, ностальгически были составлены в ряды, а вместо обычного экрана – компьютерный проектор, два часа я внимала этой кинофантасмагории. 2092 год, последний смертный ста восемнадцати лет от роду доживает свои дни под прицелом камер, в качестве главного героя популярного реалити-шоу. Он не помнит себя, своего прошлого, и только под воздействием гипноза к нему возвращаются удаленные эпизоды прошедшей жизни – от состояния до-рождения до нескольких смертей. Бесконечные вариации его судьбы, меняющиеся под воздействием случайных поступков и обстоятельств, последовательно слитые в единое полотно бытия Немо, в котором чертовски сложно разобраться. Эффект бабочки в действии. Это фильм, ставящий вопросы, но не дающий ответов. Это бездна зашифрованных посылов в каждом микроэпизоде. Цветовая символика. И псевдонаучные рассуждения, дразнящие разум фундаментальностью и присущей только недоказанным, умозрительным теориям мыслью «а что, если правда?» Будоражащая идея: что будет, когда Вселенная перестанет расширяться? Может, Большое Сжатие? И время потечет вспять. И будет вознагражден тот, кто доживет до этого момента. Прожив все возможные варианты жизни, он вернется к исходной точке и сделает правильный выбор. Заманчиво, как любое построение вселенских масштабов.
Хоть фильм и походил на набор галлюцинаций, осталось приятное послевкусие – абстрактная, но крепкая надежда на что-то аморфно-доброе и светлое.
Когда я вышла под потемневшее небо, на душе было тихо, легко и искристо. Я так редко случаюсь в центре в сумерках, что каждый случай – на вес души. И вот ты стремительно, пружинисто, в ритме внутренней энергии, шагаешь по таинственно-темным улицам, и мрак добавляет барочным домам иллюзорные лепные выступы, и в витринах кофеен поселился бархатный сумрак, и фонари плескают на брусчатку оранжевым, и крыльями летят полы пальто, и от ощущения этого мига странная улыбка расцветает изнутри.
Потом я ехала в метро, отдышавшись от эйфории и вернувшись в себя, и размышляла так: почему я не могу вмешиваться в течение жизни? Мы с ней двигаемся параллельными путями, я словно бы вне стремительного потока, наблюдаю со стороны. Что мешает мне принимать решения, создающие развилки, за которыми – альтернативные варианты развития событий? Может, мое предназначение состоит во внешнем созерцании и осмыслении тока жизни? Но ехидствующая часть меня сказала: а не слишком крутое предназначение ты себя определила, в твои-то годы? По-моему, ты слишком много думаешь не о том. Взгляни на нормальных людей: они учатся, строят карьеру, заводят семьи, копят на машины и квартиры и им нет дела до метафизики и механизмов, вращающих мир. Ты слишком много думаешь… А я ответила: ну и что? Разве умственные экзерсисы запрещены? До тех пор, пока это не мешает моему социально-внешнему бытию, в мыслях я могу быть кем угодно и где угодно. Ехидствующая часть обдумала этот аргумент и согласилась. Домой мы возвращались в полной гармонии.
Фантастический день звучал, как эта песня.
Это счастье, если хотите. Я утверждала и буду утверждать, что счастье – вовсе не большая, сияющая золотом удаленная цель, убегающая при приближении, как горизонт или радуга. Мол, добраться до него, вступить в бестревожную сферу и застыть в статическом состоянии счастья. По такой логике выходит, что случиться оно может только в конце жизни, когда просто нет пути дальше, когда из блаженства некуда бежать. Но ведь случается и раньше. Счастье не перманентно, оно рассыпано по жизни хрустальными осколками, и когда мы добираемся до дня, куда попал такой вот блестящим кусочек, мы становимся счастливы.
А день с самого утра сложился необычно и прекрасно. Первое октября, первая изморозь, повсюду дымка и воздух особенно тонок и ясен. Ярчайшие краски – кубовое небо, звеняще-желтые и бордовые листья, изумрудная трава. В утреннем холоде газон превращается в Долину Дымов, на посвежевшей траве лежит волшебный круг инея, а солнечные лучи, рассеивающиеся в сырой дымке, создают повсюду торжественные, захватывающие сердце сияющие ореолы и наискось падающие ленты.
В странно-пустом для утреннего часа буднего дня трамвае едет симпатичный молодой человек, из той породы, что при некотором напряжении фантазии легко превращается в Прекрасного Принца. И ты бросаешь на него мимолетные (типа незаметные) взгляды и улыбаешься глупо, словно тебе снова 14. Он понравился тебе без всякой причины - то ли погода такая, то ли судьба…
А потом была Вера с ее «Популярной музыкой из Виттулы», которая ничуть не выбивалась из общего положительного ключа, только добавила лирическую нотку и сделала жизнь еще лучше.
Вечером возобновила практику одинокого культурного обогащения, пошла в «Дом кино» смотреть «Господина Никто». Впервые столкнулась с тем, что за 10 минут до начала сеанса билеты были – и в большом количестве. Арт-хаус не пользуется спросом? В малом зале, где стулья по-советски, ностальгически были составлены в ряды, а вместо обычного экрана – компьютерный проектор, два часа я внимала этой кинофантасмагории. 2092 год, последний смертный ста восемнадцати лет от роду доживает свои дни под прицелом камер, в качестве главного героя популярного реалити-шоу. Он не помнит себя, своего прошлого, и только под воздействием гипноза к нему возвращаются удаленные эпизоды прошедшей жизни – от состояния до-рождения до нескольких смертей. Бесконечные вариации его судьбы, меняющиеся под воздействием случайных поступков и обстоятельств, последовательно слитые в единое полотно бытия Немо, в котором чертовски сложно разобраться. Эффект бабочки в действии. Это фильм, ставящий вопросы, но не дающий ответов. Это бездна зашифрованных посылов в каждом микроэпизоде. Цветовая символика. И псевдонаучные рассуждения, дразнящие разум фундаментальностью и присущей только недоказанным, умозрительным теориям мыслью «а что, если правда?» Будоражащая идея: что будет, когда Вселенная перестанет расширяться? Может, Большое Сжатие? И время потечет вспять. И будет вознагражден тот, кто доживет до этого момента. Прожив все возможные варианты жизни, он вернется к исходной точке и сделает правильный выбор. Заманчиво, как любое построение вселенских масштабов.
Хоть фильм и походил на набор галлюцинаций, осталось приятное послевкусие – абстрактная, но крепкая надежда на что-то аморфно-доброе и светлое.
Когда я вышла под потемневшее небо, на душе было тихо, легко и искристо. Я так редко случаюсь в центре в сумерках, что каждый случай – на вес души. И вот ты стремительно, пружинисто, в ритме внутренней энергии, шагаешь по таинственно-темным улицам, и мрак добавляет барочным домам иллюзорные лепные выступы, и в витринах кофеен поселился бархатный сумрак, и фонари плескают на брусчатку оранжевым, и крыльями летят полы пальто, и от ощущения этого мига странная улыбка расцветает изнутри.
Потом я ехала в метро, отдышавшись от эйфории и вернувшись в себя, и размышляла так: почему я не могу вмешиваться в течение жизни? Мы с ней двигаемся параллельными путями, я словно бы вне стремительного потока, наблюдаю со стороны. Что мешает мне принимать решения, создающие развилки, за которыми – альтернативные варианты развития событий? Может, мое предназначение состоит во внешнем созерцании и осмыслении тока жизни? Но ехидствующая часть меня сказала: а не слишком крутое предназначение ты себя определила, в твои-то годы? По-моему, ты слишком много думаешь не о том. Взгляни на нормальных людей: они учатся, строят карьеру, заводят семьи, копят на машины и квартиры и им нет дела до метафизики и механизмов, вращающих мир. Ты слишком много думаешь… А я ответила: ну и что? Разве умственные экзерсисы запрещены? До тех пор, пока это не мешает моему социально-внешнему бытию, в мыслях я могу быть кем угодно и где угодно. Ехидствующая часть обдумала этот аргумент и согласилась. Домой мы возвращались в полной гармонии.
Фантастический день звучал, как эта песня.