Listen how calmly I can tell you the whole story
В прошлые выходные… да, похоже, входит в традицию писать в конце недели отчет о прожитых семи днях. Что ж, я предполагаю, а рабочая нагрузка располагает.
Так вот, в прошлые выходные была на концерте Александра Домогарова в «Колизее». В программе были песни на стихи Танича, Рождественского, Высоцкого, Гумилева, романсы Вертинского, чтение хорошей поэзии (моя любимая пушкинская «Сцена из «Фауста») и интересные рассказы об артистах… Вечер прошел душевно, чему, в том числе, способствовала и атмосфера небольшого зала – даже с одиннадцатого ряда сцена была как наяву как на ладони. Главный виновник встречи поначалу казался смущенным и скованным и имел несколько растрепанный вид, но когда песне к четвертой зал «зажегся» («Молодцы, - насмешливо прокомментировал Домогаров, демонстративно поглядывая на часы, - пятьдесят две минуты продержались.») и зрители стали более живо откликаться на происходящее на сцене, Домогаров тоже приободрился, как будто попал наконец в свою колею. Немножко шутил насчет «противостояния» Питера и Москвы, про все эти поребрики и бордюры, рассказывал об Одессе, куда в детстве уезжал на лето, в лицах разыгрывал анекдоты из жизни Вертинского, а в финале вечера устроил небольшую импровизация на пару с руководителем своего мини-ансамбля – заставил того на спор без репетиции спеть что-то из репертуара «Машины времени». Вообще походило на то, что эти двое в компании друг друга могут жечь бесконечно. И разумеется, концерт не мог обойтись без песни «Город, которого нет» - тонкий реверанс в сторону питерской публики. Домогаров спустился в зал и, презрев протянутые ему для пожатия руки, уселся на пол рядом с оператором, чтобы послушать извне песенный манифест, сопровождавший его… на протяжении скольких сезонов «Марша Турецкого»?

Далее без претензий на истинность рассуждений, просто мнение наблюдателя. Об истинных чувствах, переживаемых актерами, говорить нелегко – где заканчивается игра и начинается живая душа? Однажды мне довелось посмотреть интервью с Домогаровым, в котором он, в присущей ему байронически-скучающе-насмешливой манере рассказывал о личном – о работе в театре и кино, о славе, постигшей его из-за внешности, о женщинах, о погибшем сыне, о смысле пути. И предстал он несгибаемым героем, который стоически сносит удары судьбы, позволяя себе разве что горькую полуулыбку. Ну вы понимаете: не показывать окружающим душевной боли, предполагая и надеясь, что люди как раз заметят, как мужественно ты переносишь доставшиеся тебе страдания.

На концерт я пошла не столько ради музыки, сколько самонадеянно желая понять, что за человек Александр Домогаров на самом деле, что за сердце скрывается за маской баловня судьбы, утомленного всеобщей любовью. Да, да, признаюсь, мою не в меру романтическую натуру привлекают такие вот чайльд-гарольды…

Но затея моя душеведческого толка… не сказать, что провалилась, но успехом не увенчалась. Мефистофель в упомянутой выше сцене самодовольно восклицает: «Я психолог. О, вот наука!» А я не психолог, пожалуй, логический анализ душевных движений мне не дается, только слепое со-чувствие. Где уж за столькими покровами многолетнего самообмана разглядеть, что творится в глубинах сердца, если сам человек почел за благо от себя все страсти спрятать подальше, в самый темный угол. И вот он балагурит и как будто посмеивается над собой, над принятой ролью картинного мученика, а кто смотрит на него в упор из зеркальных глубин в пустой полутемной гримерке и о чем говорит?... Того мы никогда не узнаем. И никто не узнает.


@темы: мысли-чувства, культура, embed media