Романы Дюма по общему правилу - литературная пища романтичной юности, но со мной правило не сработало, я добралась до них только сейчас.
Случилось где-то прочитать не то исторический анекдот, не то недостоверный факт, будто издатель платил Дюма за количество строк. Что ж, структура текста позволяет предполагать, что доля истины в этом слухе есть: диалоги из односложных реплик, слова, повторяемые то одним, то другим персонажем как бы выдают стремление автора увеличить оплачиваемый объем за счет "воды". Бывшему студенту, сочинявшему курсовые, этот прием очень даже понятен -).
Несвязной мыслию по древуИ еще у него повествование удивляет прямо-таки нарочитыми совпадениями, удачными или не очень, так присущими сказкам: вот Ла Моль пришел в Лувр как раз в то время, когда Маргарита прогуливалась по галерее, вот баловень судьбы Генрих Наваррский счастливо избегает отравленной книги... Просто чудесно, что герои авторской волей оказываются всегда в нужное время в нужном месте или получают желаемое и удобное стечение обстоятельств, что всегда помогает им выпутаться из безвыходной вроде бы передряги. И разрядность вот эта, зеркальность, параллельность, тоже как будто из народных сказок: один богатырь поехал направо, другой налево, а третий прямо. Одному достался меч булатный, другому лук тугой, третьему - еще что-нибудь полезное с красной девицей в придачу... Так и у Дюма. Он равномерно наделяет своих "богатырей" различными ценностями: если вера - то одному католичество, другому протестантизм, если женщины - одному королева, другому герцогиня, покровители, черты характера, добродетели - всем сестрам досталось по серьгам каждому присвоено некое качество или предмет из определенной категории. Проглядывает в этом разделении как бы искусственная схема сюжета и система персонажей, на которую нарастили более живую романную плоть.
В легком приступе ностальгии пересмотрела сериал. Из далекого детства о нем остались какие-то разрозненные воспоминания-эпизоды, лица и события, выборочно захваченные памятью. И так любопытно было прочитать первоисточник и наконец поставить на свои места все эти однокадровые вспышки памяти, уяснить их настоящий смысл. И еще чуднее было заново увидеть сам фильм и весь актерский цвет сразу-постсоветского кинематографа. Жаль только, что восприятие в отношении некоторых лиц для меня навсегда подпорчено их современными ролями.
И как всегда, не могу не сравнивать, поиск различий - моя маленькая слабость. Экранизация по сравнению с первоисточником вышла не такая мрачная и местами пугающая - осмелюсь предположить, что сказалось время создания. Это сегодня в моде киночернуха, чем безотраднее, тем лучше, прямая апелляция к наихудшим составляющим человеческой натуры, а тогда, в 1996, как зафиксировано в современной истории, чернухи хватало в реальности - так хотя бы в кино должно был наблюдаться какой-то просвет. А потому - Екатерина Медичи в исполнении Васильевой, конечно, властная, умная стерва, но отнюдь не настолько монстрёзная, как королева-мать в романе. Та - откровенно пугающий персонаж, наводящий трепет и ощущение бессилия: вездесущая, всеведущая, жестокая, изощренная - от нее нет спасения. Морвель, хладнокровная машина для убийств по приказу, в лице Михаила Боярского уже не кажется столь непобедимым противником. Экранный Генрих Наваррский обаятелен и везуч, как и книжный прототип, но в нем какой-то дисбаланс - одно качество в избытке, а другое в недостатке. Многовато самолюбования и не хватает той благородной хитрости, которая делала этого героя таким привлекательным и достойным сопереживания в романе. А вот Карл что в книге, что в фильме - одинаково симпатичен: бедный беззаботный раздолбай, тяготящийся с кровью унаследованным долгом править, монарх-невольник. Ефремов до сочувствия был убедителен в своем невротическом страхе перед матушкой.
@музыка:
Dustin O'Halloran - Variazione Di Un Tango
@темы:
скажи мне, что ты читаешь,
культура