Listen how calmly I can tell you the whole story

...благословенная страна, знаменитые Альпы. В первый раз они поражают своей... массивностью, основательностью, несокрушимостью. Они помнят то, что происходило и сто лет назад, и несколько тысяч. Они вечны и спокойны. Их венчают золотистые солнечные лучи.
Дикие, дикие жители равнин! Как нас восхищают могучие горы! Мы падки на то, что редко видим; любой непривычный для нас ландшафт - божественной красоты творение. Так было и со мной. Столько раз виденное в книгах обрело материальную оболочку. Горы. Они - как огромные древние животные, мирно дремлющие под ласковым солнцем до времени...
Зальцбург... Он знаменит, прежде всего, своими гениальными уроженцами - Моцарт, Допплер. Но для меня это - второй план. В европейских городах, которые я волею судеб посещаю, для меня важен дух места - непередаваемый набор зрительных, слуховых, обонятельных ощущений, слагающихся в некоторую картину, которая или останется в сердце, или исчезнет без следа. Так вот Зальцбург - это начало весны и тончайший аромат крохотных сувенирных букетов, украшенных пряностями.
Мне очень повезло с экскурсоводом. Им оказалась обаятельная пожилая немка Люси с русскими корнями. Она говорила с тем ласкающим слух упругим грассированием, которое присуще только русскоязычным немцам. Никакой банальности, никаких энциклопедических сведений, которые быстро выветриваются из головы. Только легенды и история.
Три вещи в Зальцбурге по истине заслуживают внимания: соборы, кладбища и замок курфюрста. При чем именно в таком порядке. Готический собор - вот первая достопримечательность, которой мы могли восхититься не только снаружи. Трудно передать словами. Ты уходишь от реального мира - к свету из высоких окон, к стройным колоннам, невесомо уносящимся в небеса, к Богу. Тебя обнимает прохлада, в ней растворен аромат свечного воска и ладана. И орган. Им глубоко звучит все вокруг, сами стены, этот звук, почти недоступный слуху, воспринимается сердцем. Вызывает слезы. Падаешь на колени перед алтарем и молишься за себя, за всех в этом мире. И не души в храме. Так бывает только в воображении. Тобой овладевает оцепенение - от внешней красоты, от музыки, от внезапно проснувшейся тяги к святому. Невозможно представить, что после соприкосновения с верой придется возвращаться к людям.

А на улице, недалеко от собора, в нише на стене монастыря висело распятие... У его подножия - свежие цветы. Тоже поразительный символ. Бог, которого не сокрушить ударом молотка. На него смотрел крохотный ребенок, и это было познание веры - такое, каким оно должно быть: без страха и сожаления. Просто восхищение величием.
Кладбища... Немцы абсолютно верно называют их Friedhof. Двор мира. Ни шума, ни разговоров, ни быстрых шагов. Только мысль о том, что мы и сами когда-нибудь здесь окажемся и будем молчаливыми ангелами хранить мировой покой. Так было на тенистом городском кладбище под крепостной стеной. Совсем другое - двор собора святого Себастьяна. Туда я пошла исключительно из-за памяти Теофраста Парацельса. Само здание невозможно увидеть, проходя по улице - оно спрятано во внутренних дворах. Но даже когда ты стоишь перед его порталом - ты все равно не видишь собора, только сероватая стена из песчаника. А за ней - квадратный садик, по периметру которого выстроена галерея. Ее стены и колонны - сплошь надгробные плиты, снятые со своих настоящих мест. Сотни человеческих судеб. Слезы родственников и друзей. Но здесь нет места мрачным мыслям о смерти - только о вечной жизни после конца. О вечной, мирной жизни без страстей, огорчений, эмоций - просто о парении в ореоле безмятежности.
.

Мюнхен. Обычный суетливый столичный город. Куда делось его очарование? Его единственная достойная памяти легенда - след дьявола в Frauenkirche. Суть ее в том, что собор был построен довольно быстро - всего за 25 лет, а это не срок для готического здания. И вот кто-то находчивый сложил такую сказку: мастеру помог сам Темный Владыка. Он обязал архитектора выстроить Божий дом без окон в обмен на помощь. Но ушлый строитель провел дьявола: он закрыл окна колоннами так, что стоя у входа, увидеть их нельзя, но свет льется внутрь. Взбешенный дьявол топнул ногой с такой силой, что на полу остался отпечаток. Если верить приметам: надо примерить след, и все сглазы и порчи как рукой снимет. [Примеряла. У дьявола размерчик 45-й, как минимум]

Сказка... Та, к которой я стремилась давно и упорно. С тех пор, как увидела его портрет. Парадный портрет Людвига II. Святой сумасшедший! Я наконец-то почтила твою память, посетив Neuschwanstein.
Дорога до замка - ландшафт удивительной красоты и простоты. Аквамариновые озера, снежные горные хребты, серпантины, лиловые шапки цветущего вереска на склонах. Где-то в нескольких километрах от Фюссена в скале вырублена ниша, а в ней - беломраморный бюст Сказочного короля. Здесь начинаются его владения, его волшебная страна, в которой когда-то жили Лоэнгрин, Парсифаль, Тристан и Изольда, где и он был не одиноким безумцем, а истинным рыцарем Святого Грааля.
Когда внезапно открывается вид на Фюссен, невольно вздрагиваешь: город, с его белыми домиками под красными крышами кажется ненастоящим - декорация к буколической пьесе. Можно подумать, что на его улицах все еще XIX век, величественные дамы прогуливаются под руку с важными господами в атласных цилиндрах, стучат по булыжной мостовой копыта лошадей, влекущих карету. Славное время.
Дорожка, ведущая непосредственно к подножию замков... Это воплощение дороги, которую описал господин Феликс Лиевский. Смешение времен и персонажей. Узкая дорожка, обсаженная тополями, еще не одевшимися листвой. В утреннем тумане, пронизанном нежными солнечными лучами, неспешно движется экипаж. Это, скорее всего, сам король - он едет взглянуть на рождение чудесного замка.
И вот из-за деревьев показывается сначала максимилиановский Hohenschwangau, восстановленный из руин рыцарской крепости. А напротив, в высоте, среди лесов, на холме невесомо стоит белое чудо, воплощение мечты, скромность в союзе с красотой - Neuschwanstein. Без преувеличения: смотришь на эту жемчужину - и ты уже зачарован, ты весь - зрение. Ты каждой клеткой впитываешь людвиговскую атмосферу и смутно ощущаешь его присутствие. Думается, там, под стенами замка начинается другой мир - легенда.
Последний рывок. Подъем по широкой, довольно крутой дороге, по которой туда-обратно ездят повозки. Лесной склон - и на нем среди прошлогодних буковых листьев - нежные фиалки. И он когда-то шел той дорогой, наслаждаясь сырым ароматным воздухом. Его дух - во всем и везде: возле маленького водопада, откуда виден легкий, парящий замок. Здесь можно поразмыслить в одиночестве. Только одиночество в этом краю - не брошенность, не отсутствие друзей, не трагедия; это всего лишь возможность быть самим собой, наедине с мечтами. Такая малость - и такое счастье.
Оглянись вокруг. Нет никакой загадки в том, что он решил воздвигнуть белокаменную твердыню именно здесь. Диковатое, романтичное место; суровые, неприступные скалы; близость к небу - и воспоминания из далекого детства, так рано закончившегося. Идеальное пристанище для того, кто хотел уйти в сказку.
Но если он ушел от мира, то мир не оставил его в покое. Боги! Как позволили вы простым смертным так относиться к чужой душе? Ведь любому, кто находится во дворе замка, наплевать на историю - они видят памятник архитектуры, не более. Галдящие школьники, перебрасывающиеся пошлыми шутками - понимают ли они, что оказались здесь лишь по счастливому стечению обстоятельств столетнего возраста? Людвиг строил замок вовсе не для публичного посещения и уж точно не как один из основных источников дохода Баварии. Так имейте же хоть каплю уважения к обнаженной душе, к проданной, растиражированной и оттого еще более страшной трагедии, к святому духу короля, наконец! Но вы - большинство - воспринимаете белое чудо, как красивую посторойку и беззастенчиво, жадно глядите на внутреннее убранство, оценивая стоимость и прочность. А ведь росписи, резьба, позолота - не демонстрация состоятельности, это драгоценное обрамление для мифа. Прости нас, великодушный владыка!
И все же, я счастлива - я побывала в твоем раю, Людвиг. Теперь я знаю - за рождение такого великолепия можно было расплатиться разумом.
